Грегори не было в самом деле очень долго: уже стаял снег, зазеленела трава, а в саду, который до сих пор расчищали всеми наличными силами, проклюнулись первоцветы. Я была права: крокусы и тюльпаны, нарциссы и пролески, примулы и барвинок и еще какие-то незнакомые мне цветы сумели выжить. Должно быть, они и цвели здесь все эти годы, только хозяину не было до них дела.

Теперь уже хорошо видно было, какие кусты и деревья живы, а какие годятся только на растопку, что нужно подрезать, а что не надо трогать. Не то чтобы я была искусна в садоводческом деле, но уж на то, чтобы понять, высохла ветка или нет, моего разумения хватало. Живые изгороди я пока велела оставить как есть, все равно садовника не было, а как подстригать те же туи, я не знала. Обрезали ветки, которые мешали пройти по дорожкам, – и довольно!

С лужаек выгребли прошлогоднюю листву: она, конечно, перепреет и удобрит землю, но не скоро, а вид портит, и очень сильно. Ну а еще у нас имелся конский навоз в качестве удобрения: я надеялась, так яблони с вишнями дадут какой-никакой урожай, а то Моди сказала, вишни в последние годы совсем измельчали и сделались кислее некуда…

Девушки сняли наросты мха со статуй, парни вычистили чаши фонтанов, и их даже удалось запустить. Сейчас, когда деревья в парке едва-едва окутались зеленой дымкой, а на клумбах уже что-то цвело, а что-то только проклевывалось (мне было интересно узнать, что это за крупные красные ростки, проросшие большими куртинами), там было очень славно. Со дня на день должны были распуститься бутоны на плодовых деревьях, а сирень еще только собиралась цвести. Разворачивались похожие на улиточьи раковины ростки папоротника (он обещал вымахать в мой рост, не иначе!), появились бабочки и прочая насекомая мелочь…

Не хватало только хозяина.

Рано поутру я снова проснулась от аромата, а открыв глаза, обнаружила у себя на подушке букетик лесных ландышей – их запах не сравнится с садовыми! Цветы были еще мокрыми от росы, стало быть…

– Неужто вернулся наконец? – подумала я вслух и принялась быстро одеваться.

Не хотелось звать Моди – было совсем рано, рассвет едва брезжил, и только какая-то пичуга уже начала звонко тенькать. Соловьи еще не устраивали концертов, хотя ночью я слышала, как распевается один солист. Скоро, сказала Роуз, хор будет таким, что и не уснешь, хоть уши затыкай, не поможет!

В комнатах Грегори не было, мокрых следов на полу я тоже не заметила: либо они уже высохли, либо он все-таки удосужился вытереть лапы, прежде чем ввалиться в дом, вымокнув в утренней росе.

Он обнаружился в саду, возле розы – я уж знала, где его искать в первую очередь.

– Сударь! – окликнула я, он обернулся, а я невольно ахнула. – Создатель, как же вас угораздило?! Опять волки?..

– Нет, люди, – мрачно ответил он, потерев свежий шрам, пересекающий его физиономию от виска до подбородка. – Неудачно я нарвался на этого охотника…

Грегори смотрел на землю, и, проследив за его взглядом, я поняла, что он имел в виду. Вовсе не шрам, что ему эта царапина! Нет… на земле лежал розовый лепесток.

– Вы его…

– Убил бы с превеликим удовольствием, – прекрасно понял он, – но не успел. Он, понимаешь ли, первым делом выстрелил в меня. Может, принял за медведя, кто его знает? Я не слишком расположен к беседам с браконьерами! Ну а пока я пытался понять, не окривел ли, этот храбрец успел удрать оврагом. Я бы мог выследить его по запаху, хоть он и пошел по ручью, но не стал. – Тут Грегори ухмыльнулся и пояснил: – Он должен был выйти аккурат к медвежьей берлоге, а я того зверя знаю, он по весне особенно зол, а уж с голодухи… Судя по крикам, я угадал. И дерево подозрительно раскачивалось, хотя ветра не было: должно быть, этот тип решил повторить подвиг твоего братца и вскарабкался на самую макушку. Я бы за ним не полез, а вот медведь вполне мог его стряхнуть или дождаться, пока сам свалится…

– Но почему же упал лепесток? – спросила я, подошла ближе и осторожно промокнула шрам носовым платком – сукровица еще сочилась, склеивая шерсть. – Ведь не вы же первым напали на человека!

– Я, – усмехнулся Грегори. – Знаешь ли, я не привык к тому, что в моих лесах охотятся без спросу! Впрочем, я бы, может, и простил этого глупца, если бы он стрелял глухарей или еще какую лесную птицу… Впрочем, на поясе у него висело несколько тушек, это точно.

– Что же он натворил? А! Вы же сказали, что он стрелял в вас!

– Это бы меня не удивило и уж точно не разгневало, хотя проучить его я бы не отказался, – вздохнул он. – Этот тип подстрелил лебедя! Помнишь, ты сказала, что они подались на озеро, я и решил проверить, собираются ли они гнездиться там или же полетят дальше. Ну и… когда у меня на глазах охотник всадил стрелу в молодую лебедушку, я не выдержал…

– Что толку охотиться на них! – воскликнула я. – Ладно бы с голоду – тогда и земляных червей есть станешь, а так? Там, поди, одни перья!

– На пирах в свое время принято было подавать лебедей, – сказал Грегори. – Именно в перьях. Что морщишься? От лебедей там были только шкура, перья да кости, а начиняли их, по-моему, гусятиной или утятиной, причем не от дичи, а от хорошо откормленных домашних птиц. Дичь ведь тоже не вся хороша. Хотя, конечно, лебеди вполне съедобны…

– Странно все это, – невпопад сказала я, поглядев на розу. – Казалось бы, вы были правы, спугнув браконьера, пострадали сами, а лепесток все равно упал! Не понимаю я этого заклятия… Сдается мне, даже если бы вы сделались отшельником и вели наиправеднейший образ жизни, роза бы все равно облетала!

– Я тоже так полагаю, – кивнул Грегори. – Смертному не дано понять фей. Смириться я не могу, но… приму как должное. Все равно уже ничего не исправить!

Я кивнула, пожала его руку и спросила:

– А лебедушку он убил?

– Подранил.

– И…

– И я принес ее сюда. Она на пруду, – улыбнулся Грегори. – Повезло, у нее только крыло подбито. Заживет – будет летать, как прежде. И кавалер за нею следом явился… Ну а ты, помню, хотела на них полюбоваться!

– Но не такой же ценой… – пробормотала я.

– Не говори ерунды, – отозвался он. – Сама ведь сказала: что бы я ни делал, заклятие все равно сработает по-своему, и поди угадай, в какой миг оно ударит особенно больно!

Я помолчала, потом спросила:

– Где вы раздобыли ландыши? Они ведь уже отцвели!

– Еще не везде, – улыбнулся Грегори. – В оврагах еще и снег кое-где лежит, вот там и можно их найти. Там они будут до самого лета, когда уж и сирень отцветет. Я покажу. Уже скоро можно будет выходить за ограду без опаски, вот тогда…

– Я подожду, – серьезно сказала я. – Сударь, а лебедей не нужно подкормить?

– Нет, не стоит. Пруд достаточно большой для одной пары, им должно хватить пищи. Ну, если станет заметно, что голодают, тогда видно будет.

– Пойдемте домой, – попросила я. – Зябко еще, вы вымокли сверху донизу, аж капает, да и шрамом вашим нужно заняться, не нравится мне, как он выглядит!

– Заживет, – отмахнулся Грегори, – но пойдем в самом деле. Ты озябла, я вижу… но на руки брать не стану, сама же говоришь, я мокрый с ног до головы! Роса, будь она неладна…

– Ничего, так дойду, – улыбнулась я и взялась за его локоть. – Сейчас слуг разбужу, вы ведь еще и голодный наверняка, а мы тут разленились, обед из трех блюд не стряпаем. Перекусили – и ладно!

– А то я по запаху не узнаю, что вы тут готовите, – усмехнулся он. – Я ведь далеко не ухожу. Слишком много людей вокруг, заметят еще… И то, в собственном лесу ведь нарвался! Ну да ничего, летом я домоседствую – слишком жарко…

– Я так и подумала, что вам в этакой шубе по летнему времени не очень-то здорово, – сказала я. – Купаетесь, поди?

– Конечно. А что проку? Пока домой доберусь, уже обсохну! Проще из колодца облиться, и ходить никуда не надо…

– И пруд почистили, – напомнила я. Что правда, то правда, ил со дна опять-таки пошел на удобрения, а было его предостаточно!