– Что? Яблоки учуял?

«А вдруг поможет?» – подумала я и вынула пару яблочек, благо взяла не одно.

– Нате, съешьте, – сказала я и протянула их коням на ладонях. – С остальных спросу никакого, а вас я жеребятами помню… Не подведите, пегие! Доброй ночи…

Ну а ночью я проснулась от поцелуя – это вернулся Грегори.

– Что у тебя с руками? – спросил он вместо приветствия. От него пахло ночной свежестью, от влажных волос – лесной росой. – Опять кошки подрали?

– Нет, занялась кое-чем в саду и увлеклась, – тихо засмеялась я, обнимая его. – Когда сообразила, что надо бы надеть рукавицы, было уже поздно.

– Можно подумать, ты сквозь терновые кусты пробиралась, – фыркнул он, поймав меня за руку. В темноте Грегори видел не хуже кошки. – Безобразие. То-то я смотрю, вокруг дома кустов прибавилось, а это, значит, ты постаралась! Тебе прислуги мало?

– Некоторые вещи, сударь, нужно делать только своими руками, – серьезно ответила я. – Нагулялись?

– Нет, скоро снова пойду, – усмехнулся он. – Передохну только да отправлю Эрни с письмом – я оказался прав, чужаки рубят лес на западной окраине Норвуда, знаешь, там, куда припасы подвозят. Понемногу, вроде как не особенно заметно, но я-то сразу вижу… Когда сухостой таскают, я уж смотрю сквозь пальцы, но рубить деревья абы как не позволю! Пускай власти приструнят этих лесных мародеров, я их хорошо рассмотрел и имена расслышал… Потому так долго и не возвращался: в засаде сидел, видно было, что они скоро вернутся – инструмент оставили, хоть и хорошенько припрятали. Ну так я же запах чую!

Он говорил слишком много, и это было необычно, но я промолчала, было не до того.

– На восток я завтра днем уйду и потом уж сделаю круг, – сказал он. – Извини, но дело есть дело. Я обязан защищать Норвуд, пусть даже возможностей хватает только на то, чтобы разогнать таких вот порубщиков. И то… – Грегори усмехнулся, – в давние годы я бы напугал их так, что они бежали бы впереди собственного визга…

– Ну конечно, а потом сюда явились бы горожане с дрекольем.

– И такое бывало, да только, поплутав сутки-другие по лесам и оврагам, такие храбрецы начинали молить, чтобы их выпустили… Ну, довольно болтать!

– Болтаете вы, – заметила я и не дала ему возразить, крепко поцеловав.

Боль от порезов и заноз исчезала, когда он нежно касался губами моих израненных пальцев…

Глава 20

Грегори бесшумно ушел, когда я еще спала, а Эрни уехал и вовсе спозаранку.

Я же проведала шиповник – кое-какие молодые кустики привяли, но, стоило как следует полить их, мигом приподняли листочки. Кое на каких я уже заметила крохотные бутоны и подумала, что когда кусты расцветут, то станут благоухать на весь парк не хуже сирени с жасмином!

Женщина-шиповник благосклонно кивнула мне и позволила взглянуть на ростки роз – мне показалось, будто они немного подросли.

– Госпожа, я говорила со старыми деревьями, – сказала я. – И они кое-что рассказали мне, а вы сказали, что они всегда молчат!

– Мне было интересно узнать, попытаешься ли ты расспросить их, а если так, то что они ответят, – улыбнулась она. – Вот еще одно доказательство тому, что ты имеешь отношение к Норвудам! Я слышала, что тебе рассказали – чужаку они бы такого не открыли. О чем ты хочешь спросить у меня?

– Думаю, вы и сами догадываетесь, – ответила я. – Я уже выяснила кое-что. Тот нож действительно существовал, и я не думаю, что его продали. А украсть отсюда что-то, наверно, можно, но вряд ли такая вещь лежала на виду! Значит, его спрятали вместе с недостающей частью хроник. Той, где описаны дела Гая и Грея, Горда и Годрика, и многих других Норвудов. Должно быть, это именно те, что не понаслышке знали, как убивать фей, и их опыт предназначался только потомкам.

– Продолжай, – попросила душа шиповника.

– Мне сказали, отец Грегори приказал спрятать хроники. Возможно, он предвидел случившееся: единственный отпрыск угасающего рода – лакомая добыча для феи. Уверена, старый хозяин понимал, что идет война не на жизнь, а на смерть, и Норвуды проигрывают – феи попросту живут дольше, а людей так легко обмануть! Должно быть, там, в этих хрониках, сказано, как можно уничтожить фею. – Я перевела дыхание. – Что стоило Грегори сразу найти и прочесть их! Нет, отложил на потом, а теперь уже не может вспомнить, где их искать: отцовское письмо он сжег, а в доме ничего не нашлось…

– Значит, искать нужно не в доме, – ответила она.

– Но где? В службах? В дуплах деревьев? Под землей? Старые деревья сказали, тут полным-полно кладов, но вряд ли они имели в виду это!

– То, что принадлежало мертвым, уходит к мертвым, – произнес шиповник и замолчал, сдвинув ветви.

Я вздохнула, стряхнула с головы душистые лепестки и отправилась к дому. Значит, принадлежит мертвым? Но…

«Ты дура, Триша! – подумала я. – Семейная усыпальница Норвудов! Грегори же сказал, что редко бывает там, а я и вовсе ее не разглядывала. Я и была поблизости… да только по весне, когда расчищали парк, а я смотрела, что еще нужно сделать».

До нужного места я почти бежала – Чернушка бежала за мной вприпрыжку, едва поспевая.

Вблизи склеп выглядел не мрачно, а вовсе обыденно: приземистое каменное строение, увитое шиповником – не махровым, обычным, – длинные ветви которого переплелись с плющом и диким виноградом, образуя густой ковер, унизанный некрупными алыми цветами.

«Повсюду розы, пусть и дикие, – невольно подумалось мне. – Норвудские розы… Может, фея выбрала именно этот цветок, чтобы пошутить? Могла бы взять хризантему или лилию…»

Вокруг склепа стояла крапива в мой рост вышиной, под ногами доцветал зверобой, а еще я различила в зарослях полынь, синеголовник, даже лаванду…

«А где крапива растет, там зло не пройдет, оттуда не выйдет», – вспомнила я вдруг слова старой-престарой послушницы из обители. Она отвечала этой присказкой на вопрос, отчего это на кладбищах бывает много крапивы. Верно, она защищает от злых духов… И полынь тоже, ее ведь достаточно просто держать в доме! О шиповнике вишенка сказала, что тот растет на границе миров, значит, тоже охраняет от зла… Но вряд ли покойные хозяева Норвуда могли причинить вред потомкам, стало быть, растения охраняли не живых от покойных, а то, что хранилось в склепе, – от зловредных фей…

Кажется, я угадала… Жаль, духи трав разговаривать не умеют – тут тоже вились малютки, и, думаю, крапива пропустила бы меня, но… Как попасть внутрь? Двери заперты, я видела тяжелые замки, которые, кажется, не открывали уже много лет. Попросить ключи у Хаммонда? Так он, даже если у него они и есть, не даст без позволения Грегори, а тому захочется узнать, зачем это мне понадобилось! Ну не сбивать же замки зубилом и молотком? Я сумела бы, но ведь на грохот вся челядь сбежится!

Об этом следовало еще поразмыслить, и я направилась к дому. Вскоре меня нагнала Чернушка, и я подхватила ее на руки.

– В чем это ты вывалялась? – спросила я и уже хотела отряхнуть пушистую черную шерстку, но удержала руку, остановилась, присела на траву и осторожно собрала то, что принесла на себе кошка.

Была это веточка полыни, семена и листок крапивы, немного лаванды, зверобоя и каких-то незнакомых мне трав.

«Вот, значит, как… – подумала я, ссыпав это богатство в свой мешочек. – Хранители, значит, не возражают, чтобы я вошла в усыпальницу. Осталось придумать, как туда попасть… А спрошу-ка я у старых деревьев!»

– Глупая девчонка, – буркнула старая яблоня в ответ на мой смиренный вопрос. – Тебе о чем вчера говорено было? Что у тебя есть, ну, говори!

– Цветок… – припомнила я. – Но…

– В наших краях его называли расковником, – пояснил орешник, куда более любезный, чем эта старушка. – Догадаешься почему? Про клады помнишь?

– Ах вот оно что! – осенило меня наконец. – В сказках такой цветок открывает клады… открывает!

– Додумалась, наконец, – проворчала другая яблоня и снова уронила мне на голову паданец. – Не прошло и полугода! Кладов теперь уж не сыскать, но расковник на то и расковник, чтобы двери отворять.