Нянька, средних лет женщина, присела передохнуть – было душно, а поди уследи за бойкой принцессой! Иные здоровые в пять лет так не бегают, как эта, хромая!

Эмилия в самом деле сильно хромала, подволакивала одну ножку, но это ей, казалось, вовсе не мешает, как не мешали Рикардо его горб и колченогость. Она, весело смеясь, гонялась за опадающими листьями, попробовала было калину, но сморщилась и побежала дальше.

А нянька задремала, склонив голову на плечо и приоткрыв рот.

Перед Эмилией открылся таинственный грот, вернее, густо сплетенные ветви кустарника, будто ход в неизвестность. В глубине что-то заманчиво мерцало, и девочка устремилась туда. У нее уже хватало сокровищ – полные руки ярких листьев, ягодных гроздьев и птичьих перьев, – но там было что-то такое… такое… Оно светилось и манило, и…

«Стой, стой же, глупая!» – взмолилась я, понимая, что уже поздно она не услышит и нянька не проснется вовремя, никто не успеет на помощь!

Эмилия с восторгом протянула ручонку к светящейся драгоценности, спрятавшейся в траве, потеряла равновесие и упала на подушку из мха, но не испугалась, а засмеялась, разглядывая добычу. Я так и не поняла, что это было – блестящие камушки, ягоды или нечто иное. Видела только, как уставшая от беготни девочка сжимает это в кулачке, поудобнее умащивается на мягком пушистом мху, с улыбкой закрывает глаза, а падающие листья медленно укрывают ее пестрым лоскутным одеялом…

Потом были крики слуг, искавших принцессу повсюду, рыдания няньки, задремавшей «на одну минуточку», лай собак – найти просто так Эмилию не смогли, привели ищеек… А потом я увидела холодное, отрешенное лицо Аделин. Я, право, так и не поняла, тронула ли ее смерть дочери.

И еще там был Рикардо. Сперва – не верящий, что Эмилия уснула вечным сном, а потом… я вновь не смогла разобрать, какие чувства владели им: гнев? Боль? Разочарование? Мне показалось, больше всего это походило на обиду ребенка, у которого отобрали игрушку, едва показав издали, не дав даже подержать в руках! Новенькую, прелестную игрушку, не многажды использованную, как Аделин, а совсем-совсем новую, которой мастер еще даже не наметил черты нарисованного лица, с которой хозяин не успел натешиться…

Вздрогнув от омерзения, я очнулась. Рыжего рядом не было.

Нашелся он поблизости, в кустах – его выворачивало наизнанку.

– Прости, хозяйка, – выговорил он наконец, утирая рот каким-то лопухом. – Не выдержал. Эта жуть нечеловеческая… не смог…

– Ничего, Рыжий. – Я силком усадила его на большой валун и обняла за шею, погладила по взмокшей гриве. – Видно, люди вроде тебя такое видят иначе, я права?

Он кивнул, я почувствовала, и покрепче обхватил меня за талию.

– Это настолько гадко?

– Опарышей вспомни… – сдавленно выговорил Рыжий. – Вот такой клубок… они там копошатся, жрут друг друга, и множатся, множатся… А еще корни в стороны идут, как грибница, лесной дух прав. Эта тварь, наверно, не первый век жирует на твоих землях, только потихоньку, зная меру, сосет понемногу силу и живет припеваючи… Ну а как появилась угроза ее существованию, так и… закопошилась.

– Может, все-таки подождать, пока одна тварь прикончит другую? – тихо спросила я. – И потом уже разбираться с оставшейся?

– К тому времени некому разбираться-то будет, – тяжело вздохнул он и отстранился. – Нет, если уж взялись, то выжигать такие гнезда придется до плавленого камня. Уж прости, лес, если учиним обиду, но убить такое голыми руками человеку не под силу!

– Мы стараемся преградить ему путь, – прогудели деревья, – но он все равно ползет и ползет. Медленно, но неостановимо. Он прорастает в наших телах, в наших сердцах и долго, годами убивает нас, а потом приходит огонь того, кого вы называете Рикардо, и убивает нас быстро. Рано или поздно, так или иначе, мы умираем. Вскоре мы лишимся даже способности говорить с такими, как вы. Мы станем простым буреломом, а потом обратимся в пепел, но сквозь этот пепел уже не проклюнутся ростки.

– К чему ты клонишь? – спросила я.

– Лучше уж честный огонь, разведенный руками человека, – ответил лес, – после него мы еще сможем вернуться. Даже наверняка вернемся. Ты говорила о встречном пале, верно? Мы спросили дальних соседей, там, за горами и долами, на полях-равнинах, и они подтвердили: люди делают так, чтобы остановить пожар. Сделай и ты как собиралась. Мы готовы сгореть дотла, если будем знать, что отродье фей больше не коснется этой земли. – Сосны гулко вздохнули. – Даже если от нас не останется и следа, дождь зальет пожары, пепел станет землей, а ветер принесет семена, и когда-нибудь здесь вырастет другой лес. Не мы. Немой. Но он будет стоять веками, как стояли мы, и когда-нибудь станет таким же, как мы.

– Значит, некогда мешкать, – сказала я. – Покажи нам дорогу к тому месту, где устроилась эта тварь. Нам нужно успеть туда раньше людей Рикардо, так что… А им путь – загороди! Не знаю как, но…

– Ветер поможет, – перебил Рыжий. – Через такой бурелом они еще недели две пробираться будут. Укажи, каким деревьям все равно уже не жить, лесной хозяин, я ими хожие-езженые тропы-дороги завалю! А тропинки…

– Тропинки мы и сами запутаем, – усмехнулся дух леса. – Будь по-твоему. Сейчас ветер поднимешь?

– Нет, не смогу сейчас, – покачал головой Рыжий. – Сил совсем не осталось. На рассвете приду, а ты погляди пока как следует, ты своих лучше знаешь… Может, кто и сам упадет, не придется трудиться понапрасну.

– Поглядим… – ответил тот и ушел, бесшумно ступая на мягких лапах, только деревья зашумели, провожая хозяина.

– Пойдем, – сказал Рыжий, подав мне руку. – Надо перекусить да спать ложиться. Я в самом деле выдохся, шутка ли, столько времени корабль подгонять, да и до того…

Он встряхнул головой, а я промолчала. Просто пришла к нему ночью, вот и все. Рыжий едва слышно пробормотал:

– Прости, ни на что сил нет. Умираю, спать хочу…

А я ответила:

– Спи. Я просто буду рядом. Вдвоем не так…

– …страшно, – закончил он, протянув руки, а я кивнула, поудобнее пристраиваясь у него на плече, том, что с татуировкой. Я так и не спросила, что это за узор такой колдовской… ведь колдовской же! Но сейчас явно было не время для этого. Успеется еще…

«Хватит ли времени?» – мелькнула неприятная мыслишка, мелькнула и сгинула, а я осторожно отодвинула ворот рубахи Рыжего и провела пальцем по замысловатым золотистым линиям на его коже. Показалось мне или они начинали едва заметно светиться, когда я их касалась?

«Если у тебя самого силы иссякли, возьми мою, – подумала я, тихонько, чтобы не разбудить, гладя Рыжего по плечу. Нет, мне не показалось, татуировка вспыхивала в темноте едва заметными золотистыми искрами, а потом вдруг начала светиться целиком, сперва тускло, потом все ярче и ярче, и точно так же горел браслет у меня на запястье. – Бери. Если и есть в королевской крови какая-то сила, я все равно не умею ею пользоваться. Значит, я стану источником, а ты… ты будешь оружием. И посмей только проиграть какому-то паршивому отродью фей, даже нечистокровному!»

С этой мыслью я и уснула.

Глава 12

Наутро поднялась буря и бушевала до самого вечера. Кони в сарае беспокоились, били копытами, прядали ушами и раздували ноздри, прислушиваясь к вою ветра. Только Твэй и Тван стояли спокойно, перефыркивались о чем-то… Тван признал отца за вожака, вот ведь странность!

Ну а Рыжий, хоть я и опасалась, что он свалится без сил после такого-то – ведь буря была его рук делом, тут к гадалке не ходи! – был бодрее бодрого и, признаюсь, порядком меня утомил… А чем еще было заняться, если наружу и не выйдешь – ветром с ног сшибает? Планы строить – толку никакого, мы уж понастроили, а вышло что вышло, снова все крои-перекраивай!

Ну вот, и я подхватила от Рыжего эти его присказки-поговорки… Только у него они всегда приходились к слову и звучали как-то… вкусно, что ли? Почти как у старой Бет – ее зазывы, услышав которые сложно было устоять и не купить румяное яблоко. А у меня вот как-то неуклюже выходило…