На привале в такой пещере и вовсе приятного мало. Ветра нет, зато сырой промозглый холод пробирает до костей, а костер развести не из чего, еще и топливо мы с собой везти никак не могли, самим бы ноги унести!

– Говорят, – сказал Чарим, стуча зубами, и, чтобы разогнать кровь, попрыгал вокруг гриба, изображавшего костер, – в горах за степью, на самом юге, добывают горючий камень. Правда или нет?

– Правда, отец мне показывал, – кивнула я. – Он разный бывает, какой черный и блестящий, а какой слоистый, обычно серый или коричневый. Иногда он и в холмах, и на равнинах встречается, где раньше болота были – это торф и деревья окаменели, но не до конца, еще могут гореть, долго и жарко. У нас тоже есть каменный лес, но он такой древний, что его не подожжешь.

– Да и чем бы мы каменных дровишек нарубили? – ухмыльнулся он и сел на место. – Не моим же топориком… им только сучья срубать, да и не для того он предназначен.

Мы помолчали, потом я спросила:

– Дядя Чарим, а как вы с дядей Вителом познакомились?

– А я не помню, – охотно ответил он.

– Так давно дело было?

– Да нет, просто мы так напились, что как ни вспоминали, так и не сумели сообразить, как это было, – пояснил Чарим. – Помню, просыпаюсь… ну как просыпаюсь, еле-еле глаза разлепил, во рту – степь после засухи, в голове праздничные барабаны стучат. Похоронные, вернее… Шевельнуться не могу – руки за спиной скручены. И вроде там есть кто-то, позади-то.

Он снова встал, попрыгал, хлопая руками по бокам, и продолжил:

– Это, значит, нас вместе связали для надежности. Я хриплю: мил-человек, ты кто таков будешь? А он молчит. Ну я по его затылку своим постучал… зря я это сделал, из глаз аж искры брызнули! Зато он очнулся и мычит, мол, а ты кто? Назвались, а что толку?

Я невольно заулыбалась.

– Чуть в себя пришли, покумекали и сообразили, что, похоже, на постоялом дворе гуляли, да лишку хватили и накуролесили. Иначе с чего бы нас в погребе заперли, да еще связанными? – добавил он. – Ну и решили, что надо уносить ноги.

– Вы же связаны были, разве нет?

– Э, что мне те узлы, и не из таких выворачивался… – фыркнул Чарим. – Вдобавок у Витела в шве на штанах ножичек был припрятан, не нашли его. У меня тоже был, но в сапоге, а нас разули. Сапоги, видно, приглянулись… Ну вот, потихоньку развязались, друг друга ощупали, потому как темно в этом погребе было – хоть глаз коли. А что делать? Решили покричать, мол, хоть воды дайте, изверги!

Он снова сел рядом и запустил руки в шубу чутконосого, которого уже перестал опасаться.

– Ну, кто-то крышку-то погреба приоткрыл, мол, чего орете… Вител живо ее подпер, а я того мужика к нам стащил и в уголок положил. Выбрались мы – день на дворе, народу много, так мы бочком, бочком… Глядим – телега стоит запряженная, лошадь свежая, кто-то уезжать собрался, наверно, тоже только что проспался… Ну, мы на телегу, Вител возницу за шиворот выкинул, я конягу стегнул, свистнул-гикнул по-разбойничьи, а она с перепугу как взяла в галоп – только нас и видели!

– А если б догнали?

– Да они пока спохватились, пока запрягли-оседлали, нас и след простыл, – ухмыльнулся он. – А телега оказалась с каким-никаким, а товаром. Посмотрели мы на него, друг на друга, почесали загривки… здорово их нам намяли… да и решили, что, видно, судьба! Словом, так мы торговцами и сделались. А что нам оставалось?

– Наверно, и впрямь судьба, – улыбнулась я и встала. – Ну что, идем дальше?

Глава 18

– Вроде ветерком повеяло, – принюхался Чарим еще несколько часов спустя.

Чутконосый согласно фыркнул.

– Похоже, река уже рядом, – ответила я. – Рокот слышишь? Это водопад. До него еще далеко, но тут эхо такое…

– Я уж заметил, шепот – и тот отдается.

– Друг, сбегай посмотри, далеко ли до реки, а то как бы нам в нее не ухнуть, – попросила я и пояснила Чариму: – Берег крутой, скользкий, а если туда свалишься – не выплывешь.

Чутконосый вернулся и коротким «Вуф!» дал понять, что мы уже почти на месте.

И вскоре Каменная река открылась перед нами во всем своем чудовищном великолепии…

Чарим как повис на поводе своего Рыжего, так и стоял, только приговаривал что-то на непонятном языке, может, ругался по-своему, а может, и молился.

Противоположный берег мы толком не разглядели бы, даже будь пещера ярко освещена. Тут, правда, росли светящиеся грибы, но не так уж много. Впрочем, и того хватало, чтобы насладиться зрелищем…

По глубокому ущелью с гулким ревом несся неистовый поток, завиваясь бурунами вокруг несокрушимых каменных зубцов, которые и вода не сумела сточить за века, и вздымая фонтаны брызг – они долетали даже до нас.

– Русло то сужается, то расширяется, а уклон выше порядочный, – пояснила я, – поэтому река такая бешеная. Та, что отвели в Поющее ущелье, – это теперь ее рукав. Если б так не сделали, вода бы тут до потолка стояла, как когда-то.

Чарим завороженно смотрел на потеки застывшего камня на стенах; с потолка они свисали, как острые зубы гигантского зверя.

Лошади волновались, прижимали уши – им не нравились этот рев и грохот.

– Идем! – позвала я. – Нам вверх по течению!

Разговаривать тут было сложно, приходилось кричать во весь голос прямо в ухо собеседнику, потому что шум стоял оглушительный. Он, однако, ни в какое сравнение не шел с грохотом колоссального водопада, до которого мы добрались через некоторое время.

– Я-то думал, Гремучий водопад громадный, но этот… – скорее прочитала я по губам Чарима, чем услышала.

Даже на расстоянии этот поток воды, низвергающийся с огромной высоты, поражал воображение: облако брызг стояло чуть ли не до самых сводов пещеры, а мост – мост на фоне водопада выглядел тоненькой ниточкой.

– Это что… это нам на ту сторону? – снова одними губами выговорил он.

– Да, – кивнула я. – Ты не беспокойся, дядя Чарим, мост только кажется хрупким. На самом деле на нем десяток конных могут разъехаться. Вот только он мокрый и скользкий – брызги-то до него еще как долетают. Я даже не знаю, тряпьем копыта обмотать, что ли? Чтоб подковы не скользили?

– Ага… – кивнул он, не сводя взгляда с подземного чуда природы.

– Но это как поближе подъедем. Кажется, что уже близко, а на самом деле… Просто свет такой – в нем, как в сумерках, расстояние правильно не определишь! Слышишь?!

– Ага… – повторил Чарим и встряхнул головой. – И уши с глазами лошадям завязать надо! Они и так уже шарахаются, а там вовсе взбесятся…

Я молча кивнула, и мы двинулись дальше.

Вблизи водопад даже не воспринимался как нечто реальное. Должно быть, человеческий разум просто не в состоянии оценить его на таком расстоянии!

– А этот мост тоже горномогучие вырастили?! – прокричал Чарим.

По-моему, ему очень хотелось повернуть назад, но… обратной дороги не было. Вернее, чутконосый мог бы проводить его обратной дорогой, но тогда Чарим угодил бы точно в руки княжескому отряду возле замка Раве…

– Нет, он сам такой получился, его только укрепили как следует! Они его называют мостом Поцелуев!

– Чего?!

– Свидания тут назначают! – надрывая горло, ответила я. – Ну, пойдем, дядя Чарим, что тянуть?

Я первой ступила на мост, а Серебряный, дрожащий всей шкурой от страха и холодных брызг, пошел за мной. Повезло мне, что он так выучен!

– Главное, не гляди вниз, смотри мне в спину! – добавила я.

Рыжий сперва заартачился, но все же смирился и поплелся за хозяином, жалобно всхрапывая. А мохноногие лошадки смирно шли в поводу, хоть и фыркали недовольно – брызги им тоже не нравились. Должно быть, они уже ходили этим путем.

Оборачиваясь, я видела, как Чарим беззвучно шевелит губами и, по-моему, изо всех сил старается не зажмуриться. А потом он все-таки взглянул в сторону и вниз и застыл почти точно посредине моста, не в силах пошевелиться – такая разверзлась под ним бездна…

Пришлось возвращаться за ним – говорю же, мост достаточно широкий, чтобы десяток конных мог в ряд проехать, – брать за руку и так вести дальше. Мой отец тоже когда-то провел меня за руку по этому мосту, показывая, насколько он надежный и, хоть вздрагивает порой, рушиться не собирается и простоит еще века и века, если только горы снова не решат встряхнуться. Но вряд ли это произойдет именно тогда, когда мы здесь идем, да и звери предупредят о подобном, они чуют такие сотрясения и заранее уходят подальше.