— В зеркале ты его видела, дурочка! — не выдержала я и засмеялась, утирая глаза. — В бабушкином зеркале, где же еще…

Ири помолчала, потом неуверенно произнесла:

— Ты же сказала, он умер!

— Я так думала, и он был уверен, что идет на смерть… Но он живой, Ири, живой! — Я схватила ее в охапку и повалила на солому. — Тс-с-с… Что это там?

— Все уже спят, господин, — с трепетом говорил хозяин, — соблаговолите заночевать в моей комнате, а завтра я особожу для вас…

— В этой… хм… блохоловке? — раздался знакомый голос. — Я здесь задохнусь. Не найдется ли у тебя чего-нибудь попросторнее?

— Разве что большая комната, там возчики, десять человек… или больше, запамятовал. Прикажете разбудить?

— Не надо. После них эту комнату нужно со щелоком мыть. Еще что-нибудь?

— Ну… разве что чердак, господин, но там уже ночует женщина с дочкой…

— Ничего, они меня не стеснят, — был ответ. — А утром прикажи нагреть воды, да побольше.

— Зачем?..

— Я хочу вымыться с дороги, болван! Где этот твой чердак? Все, теперь поди прочь…

Мы с Ири затаились, как мыши, когда скрипнула лестница, а потом и пол под тяжелыми шагами.

— Марион?

— Мы здесь, — почему-то шепотом отозвалась я, и через мгновение обе мы оказались в сильных объятиях. Ири невольно ойкнула. — Тише, задушишь ведь!

— Не рассчитал… Извини, звездочка. Я давным-давно не обнимал детей. Совсем позабыл, каково это…

— Ее зовут Ирена, — сказала я после паузы. — Но для меня — просто Ири.

Он молчал, но я чувствовала щекой его улыбку, совсем как той ночью.

— А я — Ирранкэ, — произнес он наконец. — Забавно знакомиться в темноте, верно? Лицом к лицу — лица не разглядеть.

— Но я вас прекрасно вижу, — недоуменно сказала Ири. — Это мама не видит.

— Сомневаешься, да? — шепнула я.

— Нет, — ответил Ирранкэ. — Я ведь тоже… вижу. Марион…

— Хочешь спросить, где… та вещь?

— Я и так знаю — при тебе. Чувствую, — выговорил он. — Но обо всем завтра, я спать хочу — умираю. Даже мы не можем… неделями… Только не исчезай поутру, Марион, прошу тебя… я должен… я…

— Уснул, — прошептала Ири, присмотревшись. — Не добудишься, если что.

— Пускай спит, — ответила я. — Я видала его уставшим, но чтобы настолько… Не представляю, что могло приключиться, куда он так мчался в пургу?

Ири протянула руку и осторожно дотронулась до щеки своего отца, которого никогда не видела и о котором никогда не слышала.

— Дурное что-то случилось, — сказала она, помолчав. — Не здесь, далеко…

— О чем ты? — спросила я, хотя зачем? Я знала, что Ири порой угадывает мысли, уж мои так запросто!

— Не знаю, чувствую просто… Оно звучит, как лошадиный топот. Сейчас он спит, а я все равно это слышу… — Ири помедлила, потом взяла мою руку и приложила к груди Ирранкэ. — Чувствуешь, мам? Вот так скачут кони у него в голове. Скорей-скорей, скорей-скорей…

— Лошадям давно пора в конюшню, отдыхать, — шепнула я, в самом деле различив в биении его сердца мерный перестук копыт — это упряжные кони неслись вскачь, мчались из последних сил, роняя хлопья кровавой пены. — Сегодня уже все равно никто никуда не доберется, ночь на дворе, а метель такая, что неба от земли не отличишь, и лошади устали..

«Скорей-скорей, скорей-скорей! — чувствовала я биение пульса. — Скорей… скорей…»

— Мам? — тихо произнесла Ири.

— Что такое, звездочка?

— Откуда он взялся? И почему именно сегодня?

Я молча пожала плечами, зная, что дочь различит движение в темноте.

В самом деле, если бы Ирранкэ пронесся по дороге несколькими днями раньше, не придержав коней у скромного постоялого двора, мы никогда бы не встретились. А если бы он выехал чуть раньше, то мог, наверно, заметить двух крестьянок, ковыляющих по обочине, но не задержал бы на них взгляда. Ну а еще днем позже даже отчаянный алий не пустился бы в дорогу — вьюга выла так, что вздрагивал добротный дом, и даже на нашем чердаке откуда-то здорово поддувало, хотя обычно сквозняки здесь почти не чувствовались…

— Давай спать, — шепнула я, расправив меховое покрывало, и Ири прильнула ко мне, но я чувствовала: так просто она не уснет.

И угадала.

— Расскажи сказку, мама, — попросила она, свернувшись клубком. — Только чтобы она хорошо заканчивалась!

— Попробую, — улыбнулась я. — Слушай… Давным-давно Создатель ходил-бродил повсюду, да притомился и остановился отдохнуть.

— На постоялом дворе?

— Может, и так. Это было столько лет назад, что никто уже не вспомнит, как все было на самом деле… Но слушай дальше. Весь день и всю ночь он слушал вой вьюги за стенами жилища и думал: каково там, снаружи? Звери и птицы могут спрятаться в норы и гнезда, а куда деваться деревьям? Стоят, коченеют, бедные!

— Они же спят, — сказала Ири, приподняв голову. — Они почти не чувствуют стужи зимой. Вот весной, если мороз ударит, когда все цветет, тогда…

— Вот как… Ну, история о другом. На следующее утро вьюга улеглась, небо очистилось, и Создатель вышел во двор и огляделся. Все кругом было в снегу, чистом-чистом, и так красиво искрился этот снег в лунных лучах, что…

— Я знаю эту сказку, — перебила Ири. — Так появился на свет первый алий! Ты мне сто раз ее рассказывала, мама! И о том, как этот алий сделал девушку из снега, а Создатель ее оживил, тоже!

— Тогда спи просто так, — буркнула я. — Про старушку и смерть тебе не нравится, про девушку и веретено или про шорника и трех великанов — тоже! Тебе не угодишь…

— Ты мне не рассказывала про шорника! — тут же сказала Ири. — Мам?

— Ох… Ладно, слушай. Жил-был шорник. Ничего в нем не было особенного, человек как человек, не лучше и не хуже прочих, но вот за что его ценили — сбрую и упряжь он делал быстро и такую, что герцогским коням впору. Однако жил он скромно…

Я говорила и говорила, а когда дошла до того, как к шорнику явились три брата-великана и потребовали сделать такую сбрую, которая удержала бы их своенравного отца-гиганта, Ири крепко уснула.

Ну и славно, в другой раз я расскажу ей о том, что у хитрого шорника был секрет — волшебный жеребец, способный превратиться во что угодно. На того коня мастер и примерял сбрую, а чудесный конь еще и подсказывал, как сделать лучше… Только вот платы требовал огромной, потому и не мог шорник разбогатеть, а избавиться от колдовского создания тоже не получалось. Одна надежда оставалась — братья-великаны да их папаша…

Эту историю тоже когда-то рассказывала мне бабушка, но я не помнила, чем все окончилось. Перехитрил ли шорник и великанов, и своего коня? Или его все-таки съели? Великаны грозили расправой ему и его семье, если сбруя окажется недостаточно прочна и не удержит их буяна-отца, а чудесный зверь — если шорник откажется слушать его советы. Куда ни кинь, всюду клин!

«Он должен был придумать выход, — подумала я, осторожно отстранила Ири и дотронулась кончиками пальцев до располосованной шрамом щеки Ирранкэ. — Люди хитрые. Хитрее волшебных тварей. А уж если на кону стоит жизнь, да к тому же не своя…»

Глава 10

— Эй, девки, вставайте! — постучал чем-то снизу хозяин. — Господин вас требует!

— Что? Какой господин? — Я села, приглаживая волосы. Ирранкэ рядом не было, а Ири даже не проснулась, как сопела сладко, так и продолжила, разве что колени к носу подтянула. — Что ему надо?

— Говорит, — голова хозяина показалась в открытом люке, — что обе вы ему шибко по нраву пришлись, так что кончайте ночевать, идите вниз! Господин велел, чтоб обе отмылись как следует, а жить при нем будете…

— А меня спросить не нужно? — нахмурилась я.

— Дура, это же алий! — прошипел он, поднявшись на пару ступенек по крутой лестнице и навалившись грудью на край люка.

В руке у него была свеча, и я хорошо различала, как на лице его страх раз за разом сменяется жаждой легкой наживы.

— Какой еще алий, откуда ему тут взяться?

— Не знаю откуда, да и не мое это дело, однако ж явился на мою голову! Я только сегодня разглядел, — добавил хозяин. — Не человек это, я алиев раньше видал, уж не спутаю. Да ты поди на конюшню, глянь на его розвальни, на упряжь, на лошадей: я еще вчера сказал, что за таких сам герцог удавится, а сегодня на свету глянул — вовсе обомлел! А сколько у него золота при себе… Он ему счета не знает! Так что не убудет от вас обеих прислужить его великолепию, он, поди, по женской ласке соскучился, а где я ему тут красивых девок найду? Нет, баб в доме хватает, но не свинарку же звать… — Он перевел дыхание и закончил: — Расстараетесь — еще и заработаете.