Только вот убегать было уже некуда: пустота захватила все кругом, оставив мне только клочок луга с ракитовым кустом, и все сжимала и сжимала кольцо.
Что там говорилось в сказках? Нужно очертить себя кругом, чтобы нечисть не сумела до тебя добраться… Я и провела по земле борозду все тем же ножом (сомневаюсь, что линия получилась ровной), и это будто бы помогло — все кругом уже заволокла то ли туманная, то ли пыльная пелена, и только на мою долю оставался маленький пятачок… Уже нет, поняла я, увидев, как серая струйка просачивается в мое ненадежное убежище: должно быть, впопыхах я не замкнула круг — поди разгляди бороздку в густой траве! А может, камушек подвернулся, кончик ножа соскочил с него, и… Так или иначе, исправлять ошибку было поздно.
— Я так просто не сдамся, — прошептала я и, видно, в приступе отчаянья вонзила нож в землю, в тянущееся ко мне серое щупальце, грозившее схватить меня, утянуть меня за собой, превратить в ничто…
Раздался странный пронзительный звук, будто железом провезли по стеклу, а потом — звон бьющегося стекла, далекий и печальный, быстро угасший, и еще — короткий болезненный стон.
Когда я рискнула взглянуть по сторонам — каюсь, услышав звон, я прикрыла голову руками и зажмурилась, боясь, что засыплет осколками, — кругом ничего не было. Я имею в виду, ни куста, ни луга, ни морока — обычная земля и, наконец-то, обычное хмурое зимнее небо с серыми клочковатыми облаками, а еще скалы вокруг! Дул сильный ветер, и снег скапливался между камнями, макушки же их были совершенно голыми.
Вот когда я порадовалась, что не бросила теплую одежду! Без нее я вмиг бы окоченела… Ящерка — та сразу шмыгнула ко мне в капюшон и лишь время от времени высовывала наружу любопытную мордочку, но тут же пряталась от пронизывающего ветра.
— И дальше что? — снова спросила я вслух, подобрав нож, — он оказался у меня под ногами, а лезвие будто немного зазубрилось.
Ну да это дело поправимое, камень вполне подойдет вместо оселка, раз ничего другого под рукой нет…
«Похоже, это та самая долина, — продолжила я рассуждать, — без феиного морока. Почему же пропал тот, который она сотворила для меня?»
«Кровь, дурья твоя голова, — охотно отозвалась бабушка. — Кровь и холодное железо! Забыла, что нечисть его боится?»
«Раньше бы тебе сказать, — вздохнула я. — Ну хорошо… Не могла же я убить фею этим вот ножичком? Это ведь не сказочный кинжал, не из небесного железа выкован и не из огненного камня сотворен, как в сказках!»
«Убить, конечно, не убила, а вот поцарапать могла, — ответила она. — Фея-то не из самых сильных, помнишь, этот твой алий говорил. Да еще прожила тут много лет одна-одинешенька, питаться, поди, нечем было, вот она и ослабла маленько. Вдобавок, сама подумай, она ведь не на одну тебя силенки тратила, вас тут трое!»
«В самом деле… — сообразила я. — А Ирранкэ намного сильнее меня и знает или хоть догадывается, чего можно ожидать от этой дряни! А вот Ири…»
«Ири твоя видит куда больше, чем вам обоим, вместе взятым, дано увидеть, — оборвала бабушка. — А вот как ее найти, сама думай, тут я тебе не помощница».
Вот так задачка… Если я очутилась в обычном мире, но внутри долины, где фея может творить волшебство, однако не вижу ничего особенно дивного, что же выходит? У нее так мало сил, что она, истратив их на создание морока для нас троих, уже не может удерживать его на всей долине, а только в нескольких местах? Ее сил и умений хватило на лужок и деревню для меня, значит, должны быть пятачки и для двух других незваных гостей.
А если фее еще и приходится следить за видениями сразу в трех местах, то… С таким не всякий справится! Потому и вышло неубедительно, ведь фальшивыми людьми нужно худо-бедно управлять, как те же лицедеи управляют куклами на веревочках, а фея нет-нет да отвлечется на одного сильнее, чем на другого. Не может же она сама на части разорваться… Да, похоже на правду!
Как разбить морок, я, кажется, поняла, только его ведь сперва надо отыскать! А как это сделать, если ты снаружи, а остальные — внутри своих… не знаю даже, грез или кошмаров?
И неужели фея не приберегла толику волшебства для себя? Она ведь все время там, возле незапертой двери, как говорил Ирранкэ, так, может, все-таки попробовать отыскать ее? Вдруг ключ и впрямь способен помочь? Только как его заставить показать нужное направление? Это ведь не компас, стрелка которого всегда указывает на север, — я видела такие диковины в замке. Правда, не всякий путешественник мог себе позволить подобное, а у меня компасу и вовсе неоткуда было взяться.
Но что толку стоять, мерзнуть и задаваться вопросами, на которые не можешь найти ответа? Лучше уж идти дальше! Водопада я по-прежнему не вижу, но хоть скала приметная нашлась, с двумя вершинами, вот я и буду держаться так, чтобы она оставалась точно у меня за спиной.
Выполнить это оказалось сложнее, чем я предполагала: приходилось то огибать нагромождения валунов, то карабкаться по склонам вверх, то спускаться вниз, рискуя поскользнуться на ненадежных камнях — так вот вывернется из-под ноги, и хорошо, если просто упадешь, а не переломаешь кости… Замерзнешь тут, пожалуй! Скорее уж, взопреешь…
Вершины скал, окружавших долину, были хорошо видны: до самых дальних, наверно, пришлось идти бы целый день, а то и два, и три — я все-таки не горная коза, чтобы скакать вверх-вниз по уступам! Ирранкэ, наверно, сумел бы пройти по макушкам валунов и ненадежным осыпям, не потревожив ни единого камушка, ну так я ведь не алийка, чтобы порхать, не касаясь земли.
Мысли мои вновь свернули на Ирранкэ. О дочери я себе думать запретила, верно, но выходило плохо, и, чтобы отвлечься, я принималась вспоминать «этого алия», как выражалась бабушка. Интересно, рискнула бы она сказать о нем так при жизни, в лицо? Как знать, может, и рискнула бы!
«А что ж не сказать? Приехал, понимаешь, какой-то алий… У меня дел выше крыши, а им то отдай ключ, то забери! Делать нечего, вот и играют в игрушки, как дети малые! — откликнулась она. — Не наигрались еще за столько-то лет! Все равно что несмышленышу ожерелье самоцветное дать: он и не смекнет, то ли на шею его нацепить, то ли в рот сунуть, то ли по камушку разобрать…»
«Теперь-то уж не до игр, — возразила я. — Ирранкэ ведь понял, как нужно использовать эту вещь. Не такой уж он несмышленыш! А вот мне мог бы и побольше рассказать, а то я тут хожу-брожу, а что толку? Уже темнеет, а двуглавая скала — вон она, хорошо видна! Дорожка-то кружит, только поди пойми, сама по себе или опять фея морок наводит?»
«Марион, ты ж сама говоришь — темнеет! — укоризненно ответила бабушка. — А во владениях феи…»
«Никогда не заходит солнце, — закончила я. — Одна надежда на то, что она сейчас слишком занята! Только вот занята она… Ири».
Словно почувствовав, что я сейчас расплачусь от невозможности придумать хоть что-то, ящерка высунулась из капюшона и пощекотала мою щеку. Видно, я все-таки пустила слезу — если не от бессилия, так от сильного ветра, — а нежданной попутчице слезы мои были по вкусу, я уже заметила. Может, и она — творение феи? Хотя… не укуси она меня за руку, я, наверно, поддалась бы мороку и вошла в дом вместе с фальшивой матушкой. И что сталось бы со мной после этого? Вполне вероятно, я сидела бы за столом со всей семьей, а воспоминания о настоящем, о дочери, об Ирранкэ все истирались бы и истирались, пока не исчезли вовсе, и я заночевала бы в деревне, чтобы утром вернуться в замок… Только никуда бы я не пошла, потому что тело мое остыло бы между этих вот камней.
— Ты воду любишь, — повторила я, обращаясь к ящерке, которая, по-моему, еще немного подросла. Во всяком случае, мне показалось, будто на голове у нее появились какие-то наросты, которых прежде не было. Ну или я просто не присматривалась. — Вот и ищи озеро. Должно же оно где-то прятаться! Ну что ты меня щекочешь? Или хочешь, чтобы я пошла в ту сторону? Но там ничего нет, только уступ… И что-то мне не хочется с него свалиться, больно уж высоко! Темнеет вдобавок, а в темноте грохнуться оттуда — нечего делать!